‣ Меню 🔍 Разделы
Вход для подписчиков на электронную версию
Введите пароль:

Продолжается Интернет-подписка
на наши издания.

Подпишитесь на Благовест и Лампаду не выходя из дома.

Православный
интернет-магазин





Подписка на рассылку:

Наша библиотека

«Блаженная схимонахиня Мария», Антон Жоголев

«Новые мученики и исповедники Самарского края», Антон Жоголев

«Дымка» (сказочная повесть), Ольга Ларькина

«Всенощная», Наталия Самуилова

Исповедник Православия. Жизнь и труды иеромонаха Никиты (Сапожникова)

«Верой надо руководствоваться не только в личной жизни, но и в политике»

— считает депутат Самарской Губернской Думы Михаил Николаевич Матвеев.

— считает депутат Самарской Губернской Думы Михаил Николаевич Матвеев.

Депутата Самарской Губернской Думы Михаила Николаевича Матвеева в нашем городе представлять не надо. Имя его в Самаре уже давно на слуху. Его мнение значимо для людей. Сам его образ «народного заступника», человека неравнодушного и искреннего, выгодно отличает его от многих представителей депутатского корпуса. В наше время из политики постепенно уходят яркие личности, их заменяют «люди в сером», представляющие некие безликие корпорации или партии. И потому каждый по-настоящему яркий лидер, увы, на счету. А за плечами у Матвеева уже немало избирательных кампаний. В которых он и побеждал, и проигрывал (первое — гораздо чаще!), но побеждал всегда не по безликим «спискам», а своим умением, энергией, всем тем, что называют хоть и модным, но все равно библейским словом харизма. В последние годы верующие люди стали с радостью замечать Михаила Николаевича Матвеева на многих Православных мероприятиях. Кто-то увидел своего депутата на Православной выставке. Кто-то встретился с ним в день прибытия в Самарский Покровский собор чудотворной иконы Божией Матери Курская Коренная «Знамение»… Все чаще в его адрес стали звучать слова как о Православном политике. А звание это очень ко многому обязывает! Значит, пришло время и нам рассказать о его взглядах на жизнь, о его вере, о принципах, которыми руководствуется… О всем том, что действительно самое главное в человеке. А о политических взглядах Михаила Николаевича Матвеева мы поговорить так и не успели. Наверное, отложили это на следующий раз…

«Нас водила молодость…»

— Я был крещен в раннем детстве, но до поры не осознавал себя Православным человеком. Мои родители не были церковными людьми: отец даже был строгих коммунистических взглядов. Мать меня крестила втайне от него. Сейчас у родителей отношение к вере поменялось. Отец несколько раз исповедовался, причащался. А мать всегда была верующей, хоть и не показывала своей религиозности. Она родом из села, а там религиозные традиции все-таки лучше сохранились. Вот почему мы дома даже в советское время (я 1968 года рождения) отмечали Пасху, Рождество. И все же у меня было обычное для советской семьи воспитание. Мы воспитывались на стихотворениях Эдуарда Багрицкого, в одном из которых мать уговаривала дочку хотя бы перед смертью надеть крестик, но та твердой рукой его отталкивала… И потом шли захватывающие стихи:

Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед…

Только когда мы стали взрослыми, начали понимать, что это был за «кронштадтский лед». Это большевиками кроваво подавлялось восстание матросов в Кронштадте…

В начале 80-х, когда мы учились в седьмом классе, мы с другом Олегом Покорским пришли в Покровский собор (Олег из дворянской семьи, сейчас он живет в США. Пять лет назад я его убедил креститься). И вот я из какой-то непонятной дерзости решил не снимать шапку. Ко мне подошла работница храма, сказала, что в шапке в храме находиться нельзя. Я нехотя снял шапку, вроде бы подчинился. Но вот было тогда желание бросить вызов…

Голос Михаила Матвеева на заседаниях Думы хорошо слышен как его коллегам-депутатам, так и общественности…

Настоящий переворот произошел гораздо позже. В 2002 году в Тольятти убили Валерия Иванова, журналиста, редактора «Тольяттинского обозрения», депутата городской Думы. Это был мой приятель. Я поехал к нему на похороны в Тольятти и во время похорон с удивлением узнал, что он некрещеный и поэтому его нельзя отпевать. На его могиле был установлен крест, но не звучали молитвы. Когда мы с друзьями вернулись в Самару, помянули его, у нас произошел спор. Кто-то из нас предположил, что убийца Валеры мог быть крещеным человеком, а Валера — нет. И поэтому получается так, что у одного из них, у убийцы, теоретически существует возможность быть прощенным. Если, например, завтра его пристрелят в бандитской разборке, родственники, его друзья могут пойти в церковь и поставить за него свечу. А за Валеру Иванова, а он был хороший человек, свечку ставить нельзя. Это мне показалось ужасно несправедливым. Я начал мучительно искать ответ на этот вопрос. Через несколько дней у моего друга Максима Федорова были крестины сына Тимофея, и я был крестным. Крестины были в Покровском соборе. По Промыслу Божию, крестил протоиерей Иоанн Филев. Отец Иоанн был строгих правил старым священником. Он не подошел формально к крещению, а устроил целую «исповедь» будущим крестным родителям. Крестили пятерых детей, и поэтому нас, крестных, а еще родителей, да плюс еще друзей, собралась примерно дюжина. И отец Иоанн достаточно жестко учинил нам допрос: кто из нас некрещеный, кто невенчанный, кто не причащался. И так дошла очередь до меня. Батюшка начал мне строго высказывать за то, что я не причащался. Тогда я еще не был депутатом, занимался наукой. Моя политическая деятельность тогда только еще начиналась. И тут я вдруг увидел, что есть серьезная проблема: крещеный человек — но не хожу в церковь, не исповедуюсь, не причащаюсь… И тут я понял, что основная причина того, почему я не причащаюсь — это страх исповедоваться. Мне стыдно исповедоваться. А раз так, то, значит, жизнь моя грешная, и это стало давить на мою совесть…

Меня удивил ответ отца Иоанна на мучавший меня вопрос о «несправедливости» по отношению к моему некрещеному другу, за которого нельзя молиться в храме, а за его убийцу можно. Ответ поразил меня своей строгостью и простотой. Отец Иоанн спросил меня, а сколько лет было Валере Иванову, когда его убили. Я ответил, ну, где-то лет 30, может, чуть больше. Он спросил, а что мешало ему креститься до 30 лет. Неужели на это важнейшее дело не нашлось времени? Таинство крещения занимает немногим больше часа. Ладно, когда был маленький — родители его могли по-другому к этому относиться. Но потом он стал взрослым и сам для себя решил, что это ему не нужно. Он осознанно отказался от крещения, сам сделал выбор. Почему же ты сейчас обвиняешь Бога в «несправедливости» по отношению к человеку, который осознанно к Нему не захотел прийти? Он был взрослый человек и имел возможность сделать выбор. И этот выбор он сделал сам. И в его выборе есть отрицание Бога или по крайней мере отрицание веры.

Этот разговор произвел на меня большое впечатление. Я вдруг увидел всю степень моего отчуждения от Церкви. И начал готовиться к исповеди. Отец Иоанн своей твердой рукой, каким-то наитием выхватил меня из толпы людей, которые иногда ходят в церковь, но по-настоящему все никак не приходят в Нее. А ведь я и в храм иногда ходил. А когда пришел из армии, мама нашла мой крестильный крест, простенький алюминиевый, и дала его мне. Я стал его носить и ношу до сих пор. Но вот мне надо было решать важнейший вопрос! Мне тогда было около тридцати лет, приближался возраст Христа. Были майские праздники, стояла ранняя весна. Наступил момент, когда надо определять самое главное для себя. Ты можешь искать ответы в книге, можешь общаться с умными и образованными людьми, но на некоторые вопросы ответ тебе может дать только священник. И лучше, если это будет опытный священник, каким и был отец Иоанн. Я пошел на исповедь в Покровский собор. Исповедовал отец Иоанн. Мне было очень тяжело, из меня слезы ручьем лились. Так отец Иоанн стал моим духовником. На следующий день я причастился Святых Таин. Господь сподобил меня в то утро дважды отстоять обедню. Сначала была ранняя Литургия, на ней было мало народа. И я не знал, куда идти к Чаше. Причащалось всего 3-4 человека, причастие вскоре закончилось, и священник с Чашей ушел в алтарь. Я не успел тогда подойти к причастию. Тогда стал молиться на второй, поздней Литургии. А когда причастился, изнутри пошло тепло и потекли слезы. Я почувствовал близость Бога, понял, что Он меня слышит.

Девяностый псалом

Следующий мой шаг в духовной жизни произошел при обстоятельствах необычных. Была осень 2003 года. Я вдруг понял, что ко мне приблизилась страшная опасность. У каждого человека заложено чувство опасности, когда каждой клеткой ощущаешь угрозу. И вот в ту пору я оказался в целой череде конфликтов. Вмешался в борьбу за детскую площадку в моем микрорайоне, там некие бизнесмены хотели построить дом. Мы вместе с жителями выступили против уплотненной застройки. В результате застройщикам пришлось засыпать уже вырытый котлован. На этом месте я построил потом большой детский городок. Но тогда были угрозы, мне протыкали колеса автомобиля… Потом начались выборы в Думу. И вот почувствовал, что за мной следят. Однажды возле подъезда меня поджидали какие-то парни. Лишь чудом удалось избежать столкновения. После этого я купил травматический пистолет (они тогда еще только появились) и носил его с собой. Непонятно было, с какой стороны эта угроза исходит: то ли от застройщиков, то ли еще от кого. Пообщался со своими друзьями из силовых структур. Они посоветовали на всякий случай написать заявление в милицию. Но вот пришел в РОВД, сказал, что за мной, кажется, следят. Мне ответили просто: «Когда кажется, креститься надо». Примерно так и поступил, стал креститься и молиться. Но при этом и сам не плошал… Опробовал пистолет в гараже, убедился, что это серьезное оружие. Это меня несколько успокоило. Я никогда не был маменькиным сынком, служил на флоте два года. У нас были занятия по рукопашному бою. И тут я отнесся к происходящему спокойно и серьезно. Поговорил с семьей, предупредил об опасности. Друзья стали меня провожать. Пошел в храм к отцу Иоанну. Он меня окончательно успокоил. Потому что, сказал он, если Богу не угодно, то волос с моей головы не упадет. Надо только молиться. Отец Иоанн подарил мне маленькую Псалтирь, показал на 90-й («Живый в помощи Вышняго») и 120-й («Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя») псалмы и сказал, что я должен читать их. Я конечно же слышал, что есть особые псалмы и молитвы, которые помогают в опасности. Когда в 1999 году сгорело здание областного УВД, там погиб мой одноклассник Сергей Никифоров. Пострадало много ребят, которых я знал лично. Через несколько лет мы сидели на чьем-то дне рождении, там был Слава Гаврин, он учился со мной в университете, но на курс младше. Он работал в милиции. Я услышал от него удивительную историю, как он остался жив, спрыгнув с пятого этажа горящего здания. Когда огонь начал подниматься к верхним этажам и уже нечем было дышать в кабинетах, он с другими сотрудниками залез на подоконник и ждал, когда их снимут. Прыгать с пятого этажа было безумием. Но пламя уже добралось до них. Они начали по одному прыгать и разбиваться насмерть. Слава прочитал 90 псалом, перекрестился и прыгнул. Остался жив, только сломал себе ноги. Сильное впечатление произвел на меня этот рассказ! Тогда я для себя запомнил только номер псалма. И вот отец Иоанн говорит об этом же. И я подумал, да, действительно, надеяться не на кого — только на Бога. У меня наступило состояние спокойствия, возможно, чуточку фатализма. У меня было ощущение, что я, как Шварценеггер какой-нибудь, хожу по городу с пальцем на спусковом крючке. В любую минуту готовый к бою. Это состояние солдата на войне, то состояние, которое не может держать тебя в постоянном напряжении. И ты рано или поздно к нему привыкаешь. И даже появляется мысль: уж скорей бы, что ли. За мной продолжали ездить машины, я переписывал их номера. За полгода до этого у меня родился второй ребенок — сын, первая у меня дочь. В ту пору я стал более нравственно относиться к людям. Увеличилась моя известность в городе, люди стали ко мне хорошо относиться. И именно на взлете кто-то хочет меня подрезать. И еще я чувствовал, что все происходящее — как отражение борьбы добра и зла, Бога и дьявола. Причем борьба в этот раз шла за мою душу!

Эта встреча с Александром Солженицыным в 1995 году в Самаре многое определила в последующей судьбе молодого самарского политика Михаила Матвеева.

В этот день, 5 ноября 2003 года, я закончил свои дела довольно рано, было еще светло, и поэтому я попросил приятелей меня не провожать до дома. Я жил на улице Осипенко, в доме напротив госпиталя. Оставил машину на стоянке, пошел к дому. Начинало смеркаться. Я вдруг стал чувствовать опасность. Но это чувство не привело меня в страх. Я инстинктивно перевесил портфель с одного плеча на другое, отпустил руку в карман, где у меня лежал пистолет, и положил палец на курок. В этот момент я увидел себя как-то сверху. Увидел себя, идущего по пустой улице. Навстречу шли два молодых человека. И еще внутренне ухмыльнулся над собою, почему вдруг я из-за них привел себя в состояние боевой готовности. Когда эти два человека со мной поравнялись, я боковым зрением увидел, как они выхватывают из-под плащей металлические прутья и одновременно начинают замахиваться на меня. Я уклонился, но все же пропустил первый удар, который пришелся мне в плечо, в шею и рассек голову за ухом. Удар мне показался очень тяжелым. Я еще этому удивился, потому что предмет, который был надо мной занесен, не был большой, а удар оказался такой тяжелый. Я сначала подумал, что это милицейская дубинка, но потом узнал, что это был металлический прут, обернутый изолентой. Дальше я повел себя нестандартно для жертвы: начал стрелять в упор. Опешившие нападавшие бросились бежать. Я погнался за ними. Перепрыгивая через лавочку, они оба споткнулись и упали. Я подбежал и хладнокровно выстрелил в упор в одного из них. Он остался лежать, а второй поднялся и убежал, оставив на земле… женский парик. Как выяснилось, второй человек был в гриме и изображал из себя «девушку». Видимо, это был кто-то из местных, кто должен был указать на человека, на которого надо напасть. А вторым оказался безработный житель Воронежской области. Это был парень под метр девяносто, десантник, прошедший две чеченские кампании, кавалер ордена мужества. Его осудили на семь месяцев за… хулиганство! Про меня он сказал на суде, что я чуть ли не сам подставил голову под его металлический прут (который он якобы случайно нашел где-то рядом с моим домом)… У этого человека почему-то оказались опытные и высокооплачиваемые адвокаты… А еще на день совершения преступления на его имя был приобретен билет на поезд Воронеж-Мурманск. И если бы его не задержали в Самаре, у него было бы прочное алиби…

После всего случившегося я мог бы сказать о себе: вот какой я хороший парень, который может за себя постоять, который не растерялся в такой ситуации. Но у меня было объяснение чисто религиозное — Бог спас! И это все окончательно определило мой взгляд на жизнь и на смерть.

«Веру свою нельзя прятать…»

Но вскоре произошло еще одно драматическое событие. У моей родной сестры умер ребенок. Он умер в больнице из-за врачебной ошибки. Ему было пять месяцев от роду. Живым я его так и не увидел, просто не успел. Увидел его уже на похоронах, такого маленького, с полметра, и испытал страшное страдание. Ребенок остался дома со старшим братом, и тот за ним не углядел. Он упал с дивана и ударился головой. Возникла шишка. Когда младенца привезли на «скорой» в детскую больницу, врач посмотрел и сказал, что безпокоиться нечего. И что утром ему сделают томографию. А ночью ребенок умер. Врач все это время спал. Сестра рассказала мне, как она провела эту ночь, когда ребенок плакал, а у пятимесячного ребенка невозможно узнать, чем его плач вызван, что у него болит. И поэтому сразу не поставили правильный диагноз. Да и томограф в больнице не работал. Я был в ужасе: я, депутат Губернской Думы, знакомый со многими тольяттинскими депутатами, уважаемыми людьми, врачами, мог бы поднять полгорода, чтобы племяннику оказали необходимую помощь. Но сестра находилась в шоковом состоянии и ей даже не пришла мысль позвонить мне. Она всю ночь ждала, когда придут врачи. А когда ребенок умер, его забрали из палаты. Я читал в материалах дела, что следователь нашел его бездыханное тельце в туалете, где ребенка завернули и положили между мусорным ведром и контейнером для использованных медицинских материалов. Я не мог весь этот кошмар оставить без последствий. Довел дело до конца. Был осужден врач, была выплачена компенсация. Добился, чтобы в больнице установили новый томограф. Но это уже ничего не могло исправить…

Я увидел, как работает эта корпоративная система. Когда врачи порой друг друга покрывают, когда некоторые люди гибнут из-за того, что врач просто элементарно не захотел ими заниматься. Я понял, что даже когда у тебя есть деньги, есть положение в обществе, это ни о чем не говорит. В любой момент может случиться непоправимое. Но смерть ребенка… Когда я увидел в гробике это ангельское лицо, кроткое, меня настолько это потрясло! Я понял: после этого ни одна смерть, которую еще мне предстоит увидеть, не может показаться настолько тяжелой. Очень тяжело, когда умирают родители, умирают близкие, но человеческое сердце не может принять смерть младенца. Для Православного человека, для христианина, на мой взгляд, важно понять несколько краеугольных вещей. Ты должен выработать правильное отношение к жизни и смерти. В конечном итоге это отношение к Богу. И когда ты понимаешь, через все испытания, что Бог это Любовь, что есть вечная жизнь, что смерти нет — тебе становится спокойно. Ты становишься человеком, которого невозможно запугать, невозможно победить. Я, конечно, плохой христианин, редко причащаюсь и хожу на службы, читаю молитвы утром и вечером не те, которые положено читать, а те, которые мне кажутся более близкими. Но в последние годы я осознал, что веру свою нельзя прятать. Верой надо руководствоваться не только в личной жизни, но и в политике…

Из писем Александра Исаевича Солженицына Михаилу Николаевичу Матвееву:

Дорогой Михаил Николаевич!

Меня восхищает та многолетняя последовательность, неутомимость, смелость и самоотверженность, с которыми Вы — через дикую клевету, угрозы и даже покушения боретесь за пробуждение народного самосознания, за принципы народного самоуправления и его начатки в обстановке людской неосмысленности и враждебности. Идея народного самоуправления вызывает ярость у политического класса и у партий — а народная масса послушно участвует в шарманке мнимой «парламентской демократии». По России знаю только нескольких одиночек — таких, как Вы. Но другого пути для оздоровления общественного строя у России нет.

Храните семью, детей — это тоже всё будущая Россия. Безмерно радуюсь углублению ваших Православных переживаний — вот эта свежесть внутреннего духа — она всего важней! Храни Бог Вас и Вашу семью. Русская память тоже Вас не забудет.

Обнимаю Вас. С Рождеством Христовым!



«Жить не по лжи»

Я больше десяти лет переписывался с Александром Исаевичем Солженицыным. Мы познакомились, когда я окончил исторический факультет Самарского госуниверситета, написал кандидатскую диссертацию. В ту пору Солженицын уже вернулся в Россию, и я узнал, что он, как и я, очень интересуется историей земства. Написал ему письмо, он мне ответил. Потом он приезжал в Самару, мы познакомились лично. Около полутора часов разговаривали с глазу на глаз. Потом переписывались. Он помог опубликовать мою кандидатскую диссертацию. Я рассказал ему о том, как пришел в Церковь. В ответ он написал, что радуется моим Православным переживаниям и тому, что я себя осознаю Православным человеком. Но в пору нашей встречи я еще увлекался учением Льва Толстого, читал не только его художественные произведения, но и письма, нравственные трактаты. И никак не мог понять, за что его, такого нравственного, вдруг отлучили от Церкви. И был уверен, что Солженицын меня поддержит в этом. Ведь даже внешне они были чем-то похожи. Оба они были с внешностью библейских старцев. Да и названия их трудов говорят вроде бы об их близости: «Не могу молчать» — «Жить не по лжи», «Много ли человеку земли нужно?» — «Как обустроить Россию?», и т.д. Но все оказалось куда сложнее. На мои вопросы об отношении к Толстому Солженицын нехотя отвечал. А потом и вовсе сказал, что Толстой многое сделал для победы революции, и потому он несет моральную ответственность за смуту 1917 года …

Один близкий ему человек, уже спустя много лет после того разговора, просто и ясно объяснил мне: «Солженицын — Христианский писатель, а Толстой — нет». И многое мне стало ясно в творчестве и в деятельности Александра Исаевича. Для меня он в первую очередь Христианский мыслитель.

Последний урок отца Иоанна

Последним серьезным поучением отца Иоанна была для меня его смерть. Он был очень близким мне человеком. Как он умер, я чувствую себя как выпускник школы, которого выпустили раньше времени, дали профессию, и недоучившимся направили в большую жизнь. Теперь мне многое приходится постигать самому. Духовника ведь нельзя назначить. А раньше я даже по политическим вопросам советовался с отцом Иоанном. Знаю, что у него из-за этого даже были неприятности. Потому что многие говорили: к нему Матвеев ходит. Когда я советовался с отцом Иоанном в каких-то сложных вопросах, он поднимал глаза вверх и молился. И было видно, что Господь дает ему ответ. Меня тоже некоторые осуждали за то, что я принимаю важные решения, посоветовавшись со своим духовником. Может, для политика это и не очень хорошо звучит. Но когда речь идет о серьезных вещах, надо чтобы совесть была чиста. Отец Иоанн Филев давал советы не с политической точки зрения, а с нравственной, вечной. В политике без нравственности нельзя.

И вот так получилось, что мы два месяца не видели друг друга. Мне всегда казалось, что отец Иоанн еще много лет проживет, поскольку он вел абсолютно здоровый образ жизни: купался в проруби, не ел мяса. В нем было много энергии. Он мне звонил в какие-то важные для меня моменты. И вот в день его смерти он позвонил мне на сотовый телефон. Я сидел в думской столовой с депутатами и увидел, что звонит отец Иоанн. Но мне было неловко в столовой с ним разговаривать, при посторонних людях. Я даже не ответил ему. Решил, что вот пообедаю, пообщаюсь с коллегами и перезвоню. И… забыл. А вечером он умер. Вечером по субботам он всегда исповедовал. К нему всегда была большая очередь. И вот он принял исповеди, исповедался сам и приехал домой, а там начал молиться и умер.

…Однажды он пригласил меня на день рождения, я опоздал, были заняты все места за столом, и он меня посадил рядом с собой. Я ему говорю: это, наверное, место для кого-то из членов семьи. А он прямо евангельски мне ответил: «Вы моя семья». И вот меня обожгло то, что я в тот день не взял трубку. Батюшка, видимо, что-то хотел мне сказать. И он ушел в вечность, не переговорив со мной. Я приехал к нему домой, перед гробом долго стоял на коленях и плакал. А потом мой коллега, депутат Губернской Думы Дмитрий Сивиркин мне сказал: «Они такие, духовники, они даже смертью своей поучение тебе дают». Вот и этим звонком отец Иоанн меня наставил. Он показал, что есть вещи наносные, случайные. Всякое там ложное чувство неудобства, что, мол, сижу с депутатами, и как я буду при них разговаривать со священником. Какая разница, что подумают люди. Нужно спешить делать добро. Не обращать внимания на чужие мнения. Если к тебе обращается кто-то за помощью — ты должен спешить ему помочь. И в политике я должен вести себя как Православный человек. С тех пор у меня многие вещи начали получаться легко и свободно.

Покровский кафедральный собор. В храме все прихожане равны… Нет среди них депутатов, а только миряне.

В 2008 году, когда из-за кризиса сокращался бюджет, я стал смотреть, какие расходы сокращают. И увидел, что примерно на сто миллионов сокращалось выделение средств на обезпечение жилых помещений детей-сирот. Одновременно с этим прибавлялись деньги на реконструкцию здания представительства в Москве, на закупку для чиновников мебели. Я выступил очень жестко на заседании бюджетного комитета, сказал, что не могу за это голосовать. Брать деньги у детей-сирот это грех! И как это не понятно другим депутатам? Моя отсылка к нравственному закону взбесила некоторых из них. А ведь у многих в кабинетах иконы стоят! Но когда дело доходит до того, чтобы ты проявил себя как Православный политик, в этот момент наступает слабина. Для меня с той поры это было недопустимо. Я поднимал вопрос этот на всех заседаниях Думы. В итоге за полтора года не только вся сумма была возвращена детям-сиротам, но и несколько больше. Если бы те, кто занимается политикой, хотя бы иногда перечитывали Евангелие, народ наш и государство жили бы намного лучше. Да, это не всегда комфортно, пойти против начальства, но в какие-то моменты нужно говорить — нет.

Мне иногда высказывают, что если я буду показывать свою веру, этого не поймет и не поддержит часть избирателей — иноверцев или неверующих. Но мой опыт показывает, что это совсем не так. Ведь люди понимают: если у человека есть понятие греха, если он старается соблюдать нравственный закон, то он будет хорошо относиться и к иноверцам, и ко всем людям. За меня голосовали и мусульмане, и евреи, которых немало в моем округе, в Октябрьском районе Самары. Люди меня поддержали потому, что доверяют мне. А когда тебя поддерживает народ, это не может игнорировать и власть. За последние два месяца я дважды встречался с губернатором Николаем Ивановичем Меркушкиным. Первый раз мы разговаривали три с половиной часа, второй раз — четыре. Он пошутил, сказал, что ни с кем из депутатов так долго не разговаривал.

Надо нам чаще смотреть на небо…

Я помогаю восстанавливать храм в честь Архангела Михаила в селе Виловатом Богатовского района. Я историк по образованию, с детства увлекался археологией. В школьные годы, был 1984 год, мы были в археологической экспедиции в этом селе. Нас там залили дожди, палатки промокли. И тогда нас поселили на несколько дней в школе (во время летних каникул она не работала), в актовом зале. Рядом со школой был храм. Я не знал тогда, что это храм Архангела Михаила. А ведь Архистратиг Михаил — мой Небесный Покровитель! Мы с приятелем (сегодня он депутат Самарской городской Думы) Максимом Федоровым пробрались в этот храм. Там тогда было зернохранилище. И мы лазали по зерну. На стенах были росписи, а купол у храма был разбит. Я лег на спину на зерно и видел, как высоко-высоко в небе над храмом плывут облака. И испытал какое-то детское религиозное чувство. Может быть, оно было сродни чувству Андрея Болконского, когда он на поле Аустерлица смотрел на облака. Нам вообще надо чаще смотреть на небо. Это как-то успокаивает и возвышает душу. Дает верный масштаб происходящему. Потом, когда я стал депутатом, прочитал в газете, что собираются пожертвования на восстановление храма Архангела Михаила в Виловатом. Вспомнил то небо над куполом и поехал туда. Познакомился с настоятелем, отцом Алексием (Медведевым). Но первая наша встреча была достаточно странной. Я сказал, что хочу внести свою лепту на храм. Он ответил: «зачем мне деньги, я — монах. Хочешь что-то сделать для храма, иди, бери кирпич, покупай раствор, работай». В конечном итоге он деньги взял. Потом мы с Максимом Федоровым (он строитель по образованию) за свой счет сделали лестницу на колокольню. Отец Алексий умеет подтягивать спонсоров. К тому же оказалось, что он родом из одной деревни с моей тещей. И мне вскоре удалось добиться выделения бюджетных денег на восстановление храма в Виловатом, ведь это памятник архитектуры. Помогал я храму в больнице им. Калинина, где настоятелем служит сын отца Иоанна Филева, священник Николай Филев. Мне говорили, это же не твой округ, что ты везде лезешь. Я отвечал так: мы же депутаты губернские, а это как раз областная больница…

Политика учит на многое смотреть философски. В день выборов 2001 года на вечерней службе в Покровском соборе я встретил своего конкурента Дмитрия Сивиркина. В этот день я ему проиграл. Он посмотрел на меня и сказал, ну, все правильно, на все воля Божия. Я с ним согласился. А через несколько лет выиграл у него выборы. Теперь мы оба депутаты. Вместе добиваемся принятия законов в защиту нравственности, и что-то у нас получается. Я чувствую Божию поддержку, чувствую этот благодатный ветерок мне в спину. Знаю, что многие люди надеются на меня. Для меня очень важны слова 120 псалма: сила наша от Бога.
Недавно был в Москве, пришел в Храм Христа Спасителя. Я помолился там Богородице, и когда вспомнил о мерзком поступке Pussy Riot, совершенном в этом храме, подумал: «А как бы я молился о Путине?» И тогда я помолился. Я попросил Богородицу Владимира Путина в добрых делах укрепить, а ненужные дела от него отвести. Потом рассказал об этом в своем блоге в интернете. И многие начали над этим моим поступком глумиться. Какой же, мол, ты оппозиционер, если молишься о Путине, о властях… Эта реакция показывает, насколько многие не понимают мировоззрения Христианина. Мы молимся и о ближних, и о врагах своих, и о властях — чтобы Господь всех повернул к добру. И, конечно, молимся о народе русском и о воинстве нашем, и за власть предержащих, чтобы им в добрых делах помогал Господь, а недобрые дела от них отводил. И в этом есть ключ к пониманию многих непростых этапов во взаимоотношениях Русской Православной Церкви с властью. Нельзя просить Бога о зле никому, но доброго нужно просить для всех — и в этом состоит Христианский подход к людям и большая правда и сила Православия.

Записал Антон Жоголев

2199
Понравилось? Поделитесь с другими:
См. также:
2
2
4 комментария

Оставьте ваш вопрос или комментарий:

Ваше имя: Ваш e-mail:
Содержание:
Жирный
Цитата
: )
Введите код:

Закрыть






Православный
интернет-магазин



Подписка на рассылку:



Вход для подписчиков на электронную версию

Введите пароль:
Пожертвование на портал Православной газеты "Благовест":

Вы можете пожертвовать:

Другую сумму


Яндекс.Метрика © 1999—2024 Портал Православной газеты «Благовест», Наши авторы

Использование материалов сайта возможно только с письменного разрешения редакции.
По вопросам публикации своих материалов, сотрудничества и рекламы пишите по адресу blago91@mail.ru